(В расшифровке сохранены некоторые особенности устной речи)
– Сейчас очень много унылых людей. Причем необязательно, чтобы человек прямо упивался вином. Огромное количество времени человек проводит в праздности: в сетях, телефоне, в просмотре разных новостей. И это тяжелейшие признаки уныния. Когда человеку нечем заняться, когда он сам себе неинтересен, живет чужими жизнями, чужими слухами, сплетнями, когда его время просто сливается в небытие – это признак тяжелейшего состояния.
Это беда, это смерть души, потому что душа должна трудиться день и ночь, день и ночь...
В мире так много прекрасного вокруг, а еще больше – внутри человека: там вообще макрокосмос, непостижимая страна – обетованная и неизведанная. И не хватит жизни, чтобы открыть все стороны, все уголки своей души, чтобы себя познать. И тратить время на пустоделание – ну тоска! Душа пустая потому, что нет Бога. И отсутствие источника жизни, источника энергии – это уныние.
Бессмысленно пить горечи фужер,
Себя любимого лишь одного жалея.
Когда тоскливо станет на душе,
Попробуй вспомнить тех, кому труднее!
Возможно, вдруг захочется помочь
Кому-нибудь сердечным словом, делом.
Тоска болотная ускачет прочь,
И ты напишешь на асфальте мелом:
Спасибо, жизнь, за то, что я живой,
Живу и радую людей хороших.
И жизнь, как лес из песни всем родной,
Захлопает в зеленые ладоши!
На этой неделе довелось милостью Божией оказаться в хосписе. Так мы называем на самом деле отделение паллиативной помощи, в котором в службе милосердия есть сестринский пост. Раз в неделю туда приходит священник, чтобы исповедовать, причастить, соборовать. И так случилось: моя череда на следующий день, и мне накануне пишут, что нужно будет причастить семнадцать человек, исповедовать – девять, соборовать – девять. Этот объем нагрузки настолько как-то придавил – и с утра потребовалось усилие, чтобы себя понудить.
Приезжаю – а там специфический запах, там лежат старые люди, которые уже на пороге перехода в вечность: кто-то от болезни, кто-то от старости. Встречают брат и сестра милосердия, которые там трудятся. И после совершения определенных молитв перед причастием, соборованием, перед исповедью (потому что невозможно их совершать во всех палатах и люди не вполне могут это понести, так как время ограничено, надо успеть до завтрака) пошли.
А люди все ждут, – ждут Христа. Даже не священника; у них прямо в глазах есть разумение и понимание, что им нужно. Наверное, не так совсем бывает, когда здоровые и молодые люди подходят к Чаше: могут еще о чем-то думать, даже болтать. А здесь в глазах такая жажда! Начинаешь причащать, кого-то исповедовать. Исповедь заранее составлена на бумажечке, все равно что-то уточнишь, обязательно спросишь: «А всех ли Вы простили?» И встретилась одна старушка, говорит: «Нет, я подругу свою не прощаю. Я ее не могу простить, потому что она меня из своей жизни вычеркнула – и я ее вычеркну». Я говорю: «Но как?» Пытаюсь с разных сторон: «А как “Отче наш, остави нам долги наша, якоже и мы оставляем”? А как Христос Вас простит?» Я не стал ее причащать, потому что она не была готова сделать этот шаг. Оставил на неделю, только исповедовал. Ну а там как Бог даст – доживет она эту неделю или нет. Потому что очень важно переломить обиду, гордость – выбросить этот камень из-за пазухи.
И по мере того как мы шли с этажа на этаж, усталость, тяжесть и даже уныние отходили вообще на какой-то дальний план. Потому что когда мы служим больному – больной больше благотворит нам, чем мы ему. И всех унылых людей нужно обязательно направлять на послушание в дома престарелых, в хосписы, в дома-интернаты. Надо идти в добровольчество, это как раз дверь ко всем нуждающимся. Унылые люди, сделайте небольшое усилие, сделайте шаг в службу добровольцев – помогает наверняка, проверено опытом. Помогай нам всем Господь.
Записала Татьяна Муравьева.